Таковым было место Рика во всеобщем устройстве. Еды было немного – в заведении в основном завтракали, и местный ловкий повар знал все способы разбивания яиц и имел дар смешивания масла, сухарей и жареной картошки. Ранние посетители– те, кто тянули экономику Каскейда, платили налоги, нанимали мексиканцев, водили охотников на неделю к водопадам, рассекали по дорогам– всегда останавливались здесь, чтобы подкрепиться перед долгим днём и честной работой. Суэггеру, хотя и не рубахе-парню, нравилась такая компания: фермерские шуточки, футбол в Бойсе, сожаления о погоде и всё прочее. Он знал, что никакой дурак не подойдёт к нему с вопросами, предложениями или просьбами, и что все эти мускулистые неразговорчивые джентльмены всегда играют по правилам.
А сами они знали только то, что слышали, хотя и не вспомнили бы где и от кого. Герой войны. Морской пехотинец в отставке. Много дел в высокой траве на войне, которую мы проиграли. Наверное, лучший стрелок Запада– во всяком случае, адский стрелок. Парень при оружии, много всякого имеет с Браунеллса и Мидуэя. Поздно появившаяся дочь, японка по рождению, чемпионка родео в возрасте до двенадцати лет, родившаяся в седле. Красивая жена, бережливая, держит конюшни, которыми владеет их семья в трёх или четырёх штатах. Успешный бизнес. Знал большой мир, но выбрал этот для жизни. Как из кино, – сказал кто-то, а ещё кто-то добавил: таких фильмов больше не снимают, и все посмеялись и согласились.
У Рика сейчас была небольшая передышка от клиентов, против которой сам Рик и пара его девчонок, Шелли и Сэм, не имели ничего против. Тогда-то и показалась китаянка.
Хотя именно китаянкой она, возможно, и не была. Она была азиаткой неопределённого возраста, что-то среднее между молодой и не очень молодой, с точёным носом и тёмными, умными глазами, которые – захоти она – пронзили бы сталь. Хотя вряд ли она прибегала к этому часто, но её улыбка смягчала сердца и меняла мнения. Она была невысокой и плотно сложенной, при этом выглядела чертовски жёстко для той, у которой во всех нужных местах недостатка мягкости не наблюдалось.
Показалась она около 17-00, села у стойки, заказала кофе и читала что-то на своём киндле пару часов. В 19-00 она ушла, оставив хорошие чаевые. Приятная, отстранённая, но не нелюдимая, хотя в то же время абсолютно безразличная к мужскому фермерскому сборищу, наполнившему заведение Рика после 17-00. Она приходила каждый день в течение двух недель, не пропуская ни дня, не общаясь ни с кем, сохраняя безмолвность и таинственность. У обычных посетителей не отняло много времени, чтобы понять, что никто из них не является объектом её интереса и она здесь из-за Суэггера. Она выслеживала его. Репортёр, писатель, голливудский агент– кто угодно, кто мог бы искать Суэггера, надеясь заработать на секретах, которые скрывались за боевой маской его лица безо всякого опасения, что о них будут судачить и ворошить их. Когда Боб всё-таки появился, она не сделала в его сторону ни малейшего движения, и сам он поступил так же– хотя и заметил её моментально, как он замечал абсолютно всё. Они сидели у стойки так, что их разделяло одно пустое место и пили обычный чёрный кофе – она читала, а он размышлял или вспоминал что-то.
Этот ритуал продолжался пару недель и вызвал в Каскейде массу слухов. Наконец, казалось, не по своей собственной воле, а для того, чтобы насытить городских балаболов, он подошёл к ней.
-Мэ-эм?
-Да?– отозвалась она, подняв глаза. Боб увидел, что она действительно весьма красива.
-Мэ-эм, похоже, что все эти люди здесь считают, что вы приехали в этот город чтобы поговорить со Суэггером. Я Суэггер.
-Здравствуйте, мистер Суэггер.
-Я хочу избавить вас от массы проблем впереди, поскольку вижу, что вы знаете лучшие места, нежели заведение Рика в Каскейде, Айдахо где вы могли бы провести время. Я отошёл от мира, и если вы здесь ради того, чтобы увидеть меня, я вас разочарую. Я ни с кем не вижусь. Моя жена, дочери и сын– это всё. Я просто сижу в кресле-качалке и смотрю на солнце в небе. Ничего больше не делаю, все дела тянет жена. Так что чего бы вы ни хотели– я сберегу вам время, рассказав, что этого не будет. И сейчас я вам сказал больше, чем обычно говорю за год, так что остановлюсь на этом.
-Отлично, мистер Суэггер, – ответила она. –Время тут роли не играет. Я тут годы проведу если нужно будет. У меня дело неспешное.
Он не знал, что ответить. Однако, у него не было никакой необходимости возвращаться зачем бы то ни было туда, что много лет назад он звал на военном языке «Миром». Каждый раз, когда он выходил туда, это чего-нибудь ему да стоило. В последний раз это стоило ему женщины, о которой он позволил себе переживать, и он не намеревался снова переживать эту боль, по крайней мере в часы бодрствования. Ему хватало забот с двумя дочерями и сыном, и в свои шестьдесят шесть, со стальным шаром вместо тазобедренного сустава, с достаточным количеством шрамов на теле, чтобы его можно было заметить со спутника и с таким количеством воспоминаний о погибших людях ему не нужны были приключения, потери и боль. Он боялся всего этого.
Затем она сказала:
-Я знаю о вас и о том, что вы сделали на войне. Ваша профессия высоко ценит терпение. Вы сидите и ждёте. Ждёте, ждёте, ждёте. Не так ли?
-Ожидание– часть дела, верно, мэ-эм.
-Ну, а я не могу сделать что-либо, чтобы впечатлить вас. Не могу стрелять, бежать, лазить по горам или драться. Книги, которые я читала, вас не удивят. Мои достижения на вашем радаре не отобразятся. Но я могу выказать терпение. Я пережду вас. Неделя, следующая, месяц, следующий… один за одним. Я пережду вас, мистер Суэггер. Я впечатлю вас своим терпением.