Пора кончать с этим, дети, что это за звук? Гляньте, происходит что вокруг?
Из песни группы «Баффало Спрингфилд»
В переводе Дмитрия Бергера
Тротуар пред ним вздымался и дёргался, слушаясь урагана, завывавшего в ночи.
Э, нет. Давайте-ка это поправим. Никакого вздымания и дёргания не было. То же самое и с «воющим в ночи ураганом».
Просто Эптону так казалось, потому что порывы ветра, игравшие со стабильностью тротуара, «бушевали» лишь в его голове. То были водочные ветра, и они основательно ослабляли уверенность стойки Эптона на его пути от бара, из которого он только что вышел, до дома, где он жил, находившегося в нескольких сотнях ярдов.
Эптон – алкоголик, писатель, успешный человек, меланхолик, любитель оружия– находился в зоне где-то между «более чем просто выпил» и «набрался до чертей». Он был как лист на ветру, сказали бы вы, и настолько счастлив, насколько может быть не самый устойчивый к спиртному человек от трёх стаканов водки с мартини, и тот путь, что лежал перед ним, хотя и бросал некоторый вызов, однако вовсе не выглядел непреодолимым. Всё-таки ему нужно было пройти всего несколько футов, затем пересечь улицу и…
Небольшое отступление, пауза для автобиографической интерлюдии. Такое допустимо под влиянием момента. Одна штука тянет за собой другую, и в данном случае некоторое отступление оправдано.
Улица называлась «Светлой», и это навевало мысли о хорошем завершении вечера. Свет– как свет сердца, свет духа, свет как конец туннеля, свет чарующий, неземной, радующий, свет как символ надежды и жизни. Но также свет как в «Свете для всех», что провозглашала газета, располагавшаяся на той же Светлой улице в миле отсюда ежедневно уже на протяжении ста семидесяти пяти лет, из которых он двадцать шесть лет провёл там в качестве сотрудника, а его жена усиленно трудилась там до сих пор.
Да, он был тем самым Джеймсом Эптоном, местной журналистской знаменитостью средней руки, снискавшим некоторую известность в качестве автора книг в твёрдых обложках о перестрелках и стоических героях, которые в них побеждали, и теперь находившимся в возрасте шестидесяти пяти лет, определённо состоявшимся и невероятно довольным собою. У него было всё: красивая жена, пара миллионов, отличный дом в хорошем районе города, невысокая репутация (что позволяло впускать в жизнь некоторые удовольствия), большое будущее, щедрый контракт на несколько книг, крутой проект впереди и много оружия.
Причиной трёх мартини с водкой было освобождение, а не празднование. Его жена отсутствовала – хахаха – тем хуже для неё. У них была какая-то женская вечеринка в отделе новостей – день рождения, что ли… (и почему, спрашивается, женщины так серьёзно к дням рождений относятся?) – так что он отправился сам по себе в ближайшее заведение, съел там бургер, запив «Бадом» и добавив первой водки, которая ослабила его решение сопротивляться второй водке, которая уничтожила его желание сопротивляться третьей водке. К счастью, до четвёртой не дошло, а иначе он заснул бы в местном сортире.
Итак.
Где я был до отступления?
Что это за место?
Где я?
Хахахаха.
А, точно: домой идём. Он. Идёт. Домой.
Улица наклонилась и покатилась. Впереди она поднималась и ныряла вниз, открывая вид на долину. Улицу трясло, катило, завивало спиралью, она вздымалась и причиняла все возможные трудности.
Он засмеялся.
«Ты находишь себя забавным?»– часто спрашивала его жена, и по правде сказать – да, он находил себя забавным. Его настроение, как и география его продвижения, химически усиливалось соком красной картошки, выжатым наследниками кулаков и было отличным. Именно такой Эптон был узнаваемым. Вот так и сейчас получилось. Изредка такое случается с журналистами-недоучками средней руки.
-Мистер Эптон?
На полпути через третью водку он поднял глаза на серьёзного молодого человека, возможно, какого-нибудь помощника управляющего.
-Я просто хотел сказать, что читал все ваши книги. Мой отец меня на них навёл. Мне они очень нравятся.
-Ну, – ответил Эптон, – премного признателен.
Молодой человек присел и обдал Эптона читательской любовью, а Эптон попытался поделиться с ним значимым опытом. Транзакция хорошо сработала в обе стороны. Допив третью водку и воспользовавшись паузой в прославлениях, Эптон аккуратно извинился, попрощался с Томом..? Или Джеком? Cэмом? И покинул заведение. Так что настроение его теперь было лучащимся и умягчённым. Он пересёк улицу Светлую, и от цели, горизонтального положения в кровати, его теперь отделяла только узкая улица Чёрчилл.
Русский смотрел на него из угнанного «Шевроле Камаро», припаркованного на Светлой. Была уже почти ночь. Это был третий день слежки в его терпеливой, профессиональной манере, и часть его талантов лежала в области понимания того, где обстоятельства ему благоволят, а где– нет.
Поэтому полицейский сканер доносил до него обрывистые фразы полицейского разговорного кода, из которых следовало, что здесь, в зоне немедленного реагирования в районе Федерал хилл нет полиции. Поэтому было достаточно поздно для того, чтобы разыграть намеченное действие в этом районе ночного города, а улицы были практически пустыми, если не считать периодически встречающихся выпивших персонажей двадцати-с-чем-то-лет, бредущих туда и сюда. Поэтому, наконец, появилась цель, функционально подавленная алкоголем и самолюбием, бредущая вдоль улицы.